Думаю, у каждого есть своя улица. Там наши корни и наши истоки, с ней мы сроднились навек. Не забыты родители, которым мы обязаны своим рождением. Это там, на улице, вьётся никем не затоптанная тропа, трава забвения не коснулась её.
Сегодня мне бы хотелось рассказать об одной из улиц моего детства. Бывшая Почтовая, ныне она носит имя маршала Константина Рокоссовского.
Эту женщину я не видела и не
слышала года два. Но знала, что она жила на ул. Почтовой. Искала встречи с ней, звонила общим знакомым: мне нужен был номер её телефона. Наконец он у меня в руках. Звоню, здороваюсь, спрашиваю: "Как живёте?" Она отвечает: "Живу нормально, у меня есть всё, что нужно. Недавно была в Тюмени на торжественном приёме по случаю празднования 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне. Приглашение прислал губернатор Якушев. Мне всё понравилось".
Приглашаю в гости, сообщаю цель встречи.
И вот она на пороге моего дома. Это Анна Афанасьевна Гацко, в девичестве Григорченко. По-прежнему мила, разговорчива, красива. В молодости её звали ишимской Любовью Орловой. Тоненькая, белокурая, с правильными чертами лица, всегда жизнерадостная, с неугасимой улыбкой, уверенная в себе – такой знали её ученики, родители и коллеги. Прошу поделиться своими воспоминаниями об улице Почтовой, рассказать о семье, об отчем доме, о людях. Чувствую её волнение…
"Я из семьи переселенцев. Дед, Ульян Осипович, родился в Ростовской области, а бабушка, Вера Ивановна, – в Калуге. Их семьи переехали в Сибирь. Здесь, на этой земле, они нашли друг друга, полюбили, образовали семью. У них было семеро детей: Дмитрий, Афанасий, Пётр, Фёдор, Анастасия, Пелагея и Мария. Афанасий – мой отец. Он нашёл свою половинку, Марию Антоновну. Поженились.
Я родилась в 1926 году в деревне Новосёлки. Двухлетней девочкой меня привезли в Ишим. Большой семьёй мы стали жить в новом, построенном дедом доме на ул. Почтовая, в самом её начале, около кладбища.
Дом был высокий, из крепкого строевого дерева – лиственницы. Он и сейчас стоит крепко, ни на одном брёвнышке червоточинки, гнили. Стены дома изнутри не знали набела и обоев, брёвна были обтесаны, к праздникам их мыли и скоблили. Дедушка заказал в кузнице особые ножи, а бабушка учила скоблить до "желтка", т.е. жёлтого цвета. Непромытые доски имели синеватый, грязный оттенок.
Всё в доме делалось своими руками: половики, вязаные скатерти, вышитые полотенца, лавки, полки. Наши родители жили в согласии, уважительно относились к своим родителям, воспитывали нас. Каждый год семья прибавлялась. Нас было семеро: брат Евгений и шесть сестёр: Надежда, Вера, Нина, Лариса, Ирина и я – самая старшая. Дедушка и бабушка были религиозными людьми – одну стену дома занимали иконы, а в углу горела лампадка".
Свою улицу Анна Афанасьевна называет знаменитой и объясняет почему: "Она была почтовым трактом, по которому день и ночь двигались подводы. Везли хлеб на элеватор, почту, другие товары. Когда появилась нефтебаза, к ней стали подъезжать подводы с бочками за горючим. Подводы шли по центральной улице города, Больше-Вокзальной (ныне – им. Карла Маркса), сворачивали на Почтовую, а дальше – на Воровского (ныне Интернациональная) и ехали к железнодорожному переезду. За переездом располагалась деревня Черепки (Стрехнино); минуя её, ехали по пунктам назначения.
Бывало, приедут крестьяне с хлебом, а очередь на приёмный пункт большая – ждут долго. Часто заходили к нам в ограду, просили попить, отдохнуть в тени. Были случаи, когда бабушка предоставляла им ночлег, они спали на тулупах в большой комнате. Гостеприимными были родители и бабушка с дедушкой".
Особую страничку воспомина- ний занимает кладбище. Анна Афанасьевна помнит его до подробностей. Оно было рядом и представало как на ладони. Располагалось кладбище в берёзовой рощице, ограждал его со всех сторон глубокий и широкий ров. Был один вход: железные ворота со стороны улицы Спокойной. Недалеко от ворот располагалась сторожка, где жил служитель кладбища. Он распоряжался местами для захоронения, следил за порядком. Условно кладбище делилось на сектора. Юго-восточную сторону занимали могилы известных людей Ишима, купцов. На их могилах лежали плиты или стояли памятники из мрамора. Некоторые памятники были с нишами, в которые устанавливали лампадки. В другой стороне было отведено место под детское кладбище. Ровными рядами располагались холмики, крестов не было, указан был только номер могилки. Там постоянно лежали цветы. Часть кладбища была отведена для захоронения цыган, в остальной же части хоронили простолюдинов. Посреди кладбища была низина, туда весной стекали воды, а во время войны она стала братской могилой. Под покровом вечера и ночи там закапывали безродных людей, эвакуированных, умерших в больнице и невостребованных родными, заключённых. Процедуру захоронения бабушка смотреть не разрешала: "Вот придёт какой-нибудь дяденька и возьмёт тебя с собой". Дети, конечно, боялись таких предостережений и не смотрели, а знали об этом из разговоров взрослых. Территория элеватора в 30-х годах была небольшой; напротив дома был пустырь. Когда началось закрытие храмов в Ишиме, члены семьи Григорченко стали свидетелями отправки церковного имущества. На этот пустырь свозили в одну кучу книги в красивых бархатных переплётах, молитвословы, церковные кресты, лампады, колокола. Ничто не охранялось и ничто не исчезало. Люди были напуганы репрессиями, разговорами о врагах народа, боялись наказания. "Да и наши родители строго наказывали ничего не брать, – добавляет Анна Афанасьевна. – Дедушка на ночь брал из кучи книгу, приносил домой, а ранним утром уносил обратно. Содержание прочитанного рассказывал бабушке. Затем куча "пополнилась" мраморными плитами, памятниками с кладбища. Их вырывали из земли, целые увозили, а ломаные оставляли. До сих пор торчат из земли мраморные осколки. Всё собранное увозили по железной дороге в западном направлении. Зачем? Куда? Никто не давал ответа". Опустив глаза, Анна Афанасьевна вздохнула: "Очень жаль колокола. Они были унижены, приговорены к вечному молчанию". По её словам, улочку тихой назвать было нельзя. Она знавала многолюдство во время празднования родительского дня и Троицы, когда ишимский люд потоком шёл на кладбище. С раннего утра и до позднего вечера людские ручейки стекались к "отеческим гробам". Несли с собой сумочки, узелки с поминальной снедью. До разграбления кладбища потомки богатых людей собирались у мраморных плит, стелили красивую скатерть, ставили посуду, доставали еду и сидели долго-долго. По кладбищу ходил священник, совершал необходимые обряды. На Троицу женщины несли цветы, берёзовые веточки. Веточками обметали могилки, как говорила бабушка, "прочищали глаза родителей".
Что стало с кладбищем? Оно пре- дано запустению. В 1957–1958 гг. прекращены захоронения. Давно снесены ворота, на месте рвов стоят дома. Не шумит больше берёзовая роща – её нет, лишь кое-где растут клёны да сирень. Кругом бумажки, бутылки, ржавые банки, другой мусор. С грустью говорит моя собеседница о том, что смотреть на всё это тяжело, ведь невозможно сегодня перечислить тех потомков, родословная которых уходит под деревянные и железные кресты старого кладбища. И вполне позволительно во имя живых думать о мёртвых. Погост надо взять под опеку государства. Мир праху наших предков должен быть обеспечен. А память наша… Она заставляет помнить всё. Как эхо преследует её прошлая жизнь родной улочки, родного дома. Удивительно, что улица носит новое имя, а письма до сих пор идут на Почтовую и доходят до адресата. Название улицы сохранилось в памяти горожан. Улица слышала песни, пели их родители, жизнерадостные люди, хлебосольные, добрые, пели вместе с гостями. Это звуки жизни. А ещё девочка Аня как-то слышала на другом конце улицы, на высоком берегу реки Ишим, перезвон колоколов Богоявленского собора. И теперь она рада, что может слышать их возрождённый звон. Испокон веков церковные песнопения, серьёзная музыка, русская песня служили не досужему увеселению, а пробуждали в человеке добрые мысли, чувства, делали людей духовно сильными. Улица застраивалась, домов ста- новилось всё больше и больше, а в воспоминаниях всплывают годы Великой Отечественной войны. Люди жили напряжённо, ждали писем, но и боялись лишний раз встретиться с почтальоном. Четыре человека из семьи Григорченко участвовали в боях за Родину; один из них, Дмитрий, погиб. Драматичен рассказ о том, как семья узнала о его гибели. В дом принесли два перевода. Один из них мать узнала по почерку: 200 рублей выслал отец. Бланк второго перевода был заполнен чужой рукой, но адресован тоже матери. Она пошла на почту, вернулась скоро. Была в недоумении: почему так странно смотрели на неё работники почты, переглядывались, перешептывались. Аня, как старшая дочь, взяла карточку в руки и прочитала запись с обратной стороны. Там сообщалось, что Григорченко Дмитрий Ульянович погиб под Ленинградом, в его кармане нашли капсулу с адресом сестры и пересылают матери 200 рублей, найденные в кармане солдата. Как об этом сказать бабушке? Долго не решались, наконец, сообщили о том, от кого перевод. "Я так и знала, что сынок позаботится обо мне", – сказала она. Когда же сказали правду, плач в этом доме не утихал несколько дней. Бабушка не перенесла смерти сына и вскоре умерла. Вечная ей память! Так переплеталась судьба семьи с судьбой всей страны, города и улицы. Не была заурядной жизнь этой улочки. В годы войны строители в этом районе построили бараки для военнослужащих. Солдатскими сапогами была перемерена эта улица. Отсюда они уходили на фронт…
Новое название улица получила 22 ноября 1984 года. Вот строки документа: "Учитывая предложение городского совета общества охраны памятников истории и культуры, переименовать улицу Почтовая в улицу им. маршала Рокоссовского, который в составе 2-го кавалерийского дивизиона 30-й стрелковой дивизии принимал участие в освобождении города от колчаковцев. Городской совет Ишима просит исполком Тюменского областного Совета народных депутатов переименовать улицу"...
Роза ЗАГНЕЕВА,
почётный гражданин г. Ишима.
Полностью с очерком Розы Ивановны Загнеевой "По тихим улочкам Ишима" можно будет познакомиться в 11-м выпуске краеведческого альманаха "Коркина слобода", который выйдет в свет в конце 2010 года.
